В конце 80-х – начале 90-х гг. советские чиновники, их доверенные агенты и ловкие проходимцы "с улицы" присвоили значительную часть народного хозяйства страны. Наиболее прозорливые, хваткие и удачливые из них "прихватили" федеральный бюджет и вообще государственные финансы, создав уполномоченные (т.е. близкие к государству и наделенные особыми привилегиями) банки. Именно они, финансовые олигархи – вкупе с новоявленными владельцами "естественных" монополий – и стали хозяевами российской экономики.

Пока "новые русские" приватизировали государственную собственность, "демократические" чиновники приватизировали государственную власть. И то, и другое с самого начала осуществлялось неправовыми, уголовными методами: собственность и власть у российского народа похищали. Мошенничество и воровство, грабеж и разбой стали краеугольными камнями экономической и политической жизни России.

Механизм ГКО работал следующим образом. Государство (а конкретно – Минфин при активном участии Центробанка) брало взаймы у коммерческих банков (но не у всяких, а только у "родных", уполномоченных – в этом-то все и дело!) крупные суммы денег. Через положенное время (в пределах 1 года) государство отдавало долг – естественно, с обусловленными процентами. А проценты эти были неимоверно, иногда просто сказочно высоки – до 100 и более годовых! И это в условиях практически подавленной в те годы инфляции!

Где же государство брало деньги для расчета с банкирами? Из новых займов? Не только и не столько. Государство черпало деньги из бюджета, основной источник доходов которого – налоги. Процедура перекачивания государственных денег в банковские сейфы повторялась еженедельно. Привилегированные банки имели чрезвычайно высокую, гарантированную и стабильную прибыль; чиновники-финансисты, обеспечивавшие столь выгодные и надежные сделки, получали свою долю. Страна же от таких "займов" неуклонно беднела, и, наконец, летом 1998 г. наступило время, когда всех доходов федерального бюджета уже не хватало, чтобы погасить долги по ГКО.

Специфичность описанной "кредитной" операции состоит, таким образом, в том, что свой процент от нее получали не только заимодавцы-банкиры, но и заемщики – т.е. чиновники-финансисты. Роль же поставщика денег играл народ-налогоплательщик. Эта третья, ничего не подозревающая сторона-жертва была вовлечена в "игру" помимо своей воли, что принципиально отличает систему ГКО от денежных "пирамид" 1-й половины 90-х годов.

Выжав из механизма ГКО все, что он мог дать, банкиры-олигархи еще и воспользовались его кончиной, чтобы разом грабануть всех своих клиентов. Ссылаясь на то, что государство прекратило выплаты по ГКО, ведущие банки прекращают все платежи. Корпоративные клиенты (небольшие банки, средние и мелкие предприятия, страховые компании, пенсионные фонды) несут тяжелые потери, некоторые разоряются. Что же касается вкладчиков – физических лиц, то их берет под свое "покровительство" мафиозное государство и разрешает им перевести свои "зависшие" вклады (естественно, с большими потерями!) в полугосударственный Сбербанк. А что же банкиры? Ведь государство нагло отбирает у них клиентов! Могущественные олигархи, пару дней вяло поупиравшись, дружно соглашаются с такой "экспроприацией". С чего бы это?

Но, может быть, банкиров следует все же и пожалеть? Ведь в результате "неожиданного" замораживания ГКО "коварным" государством они потеряли огромные деньги! Можно не беспокоиться: "свои" деньги банкиры давно вернули, и вернули с лихвой (ограбив клиентов, получив разнообразную помощь от государства, и т.д.). Читателя же, который по-прежнему видит в супербанках пострадавшую сторону, я хочу спросить: что сделали бы наши банкиры с чиновниками, всерьез отобравшими у них многие миллиарды долларов? Для человека, знакомого с российской действительностью 90-х годов, – вопрос риторический. Однако ничего страшного на этот раз не произошло. Всесильные олигархи, обычно суровые и непреклонные в борьбе за свои денежные интересы, в данном случае ограничили свой протест громкими жалобами и причитаниями. Поплакавшись неделю-другую, банкиры успокоились и все простили "нехорошим" чиновникам. Спрашивается, почему?

Выходит, экономика России худо-бедно, но держалась на исправном функционировании механизма ГКО; остановка этого хищного и прожорливого механизма оказалась для нее куда более губительной, чем его работа. Но если ликвидация ГКО ведет к развалу экономики, значит, этот "заемный" инструмент в экономической системе – нечто жизненно важное, скелетоподобное, структурообразующее. А ведь сущность-то "инструмента", как мы видели, – уголовная! Приходится признать, что грабеж, воровство и мошенничество, составляющие суть операций с ГКО, – важнейшие атрибуты, системообразующие факторы современной российской экономики, факторы, неотъемлемо вошедшие в ее плоть и кровь, факторы, без которых она жить не может. Экономика современной России – и не рыночная, и не планово-распределительная; она – криминальная, мошенническая, грабительско-воровская! Поэтому не очень важно, какую политику – "рыночную" или "нерыночную" – проводит правительство; гораздо важнее сейчас, является ли эта политика антикриминальной, и если да – то насколько.

Трагизм ситуации, однако, состоит в том, что экономика России не просто криминализована, она криминальна насквозь, криминальна по самой своей природе! Образно говоря, это уже не ржавая конструкция, это – конструкция из ржавчины, сама ржавчина! В такой экономике наносить удары по криминалу – значит наносить удары по самой экономике, по ее скелету, по основным принципам ее существования. Что и произошло в августе 1998 г.: российская экономика едва не рассыпалась после извлечения ее криминального стержня – системы ГКО. Поэтому в сложившихся условиях криминальные компоненты экономики должны не просто устраняться, но без промедления заменяться рыночными (или нерыночными – во всяком случае некриминальными). Причем устранять следует не конкретных владетельных уголовников, а криминальные и криминогенные институты и механизмы – уполномоченные банки, частно-государственные АО, взаимозачеты с бюджетом, многоступенчатое торгово-финансовое посредничество, бартер и т.д.

Возникает вопрос: если декриминализация экономики не только неимоверно трудна, но и чрезвычайно опасна (от неправильных или неосторожных действий экономика может вообще развалиться!), то, может быть, оставить все как есть? Ведь криминальная экономика – лучше, чем никакая!? Увы, лучше. Однако трагизм ситуации еще и в том, что такая экономика по своей природе весьма недолговечна, причем ее и без того короткая жизнь неизбежно сопряжена с периодическими кризисами, потрясениями и обвалами (вспомним хотя бы о "черном вторнике" 1994 г.). Ведь криминальная экономика – это экономика не столько производящая, сколько паразитически потребляющая и истребляющая. Такая самоедская экономика может существовать (и то – до поры, до времени!) лишь при периодической смене лежащих в ее основе уголовных приемов и методов; когда же та или иная базовая криминальная технология себя изживает (по причине исчерпания ресурсов страны, которые можно похитить и присвоить с ее помощью), экономика, на ней построенная, неизбежно впадает в тяжелый кризис. Именно это и произошло в августе 1998 г.: как только расхищение бюджетных денег посредством операций с ГКО (основное и наиболее результативное криминально-экономическое мероприятие последних лет!) было завершено, так российская экономика зашаталась, дала трещины и начала рассыпаться.

Лихорадочный поиск новых криминальных технологий беспрепятственно продолжается. Однако и хищники и жертвы должны знать: потенциальный набор таких технологий, огромный и необозримый 8 лет назад, в настоящее время крайне ограничен – возможности некогда богатой страны практически исчерпаны.

Таковы уроки тихой жизни и громкой смерти ГКО.

Февраль 2000 г.